Зиммель, Георг: биография. "теория моды" георга зиммеля Георг зиммель о моде суть
ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕЧТЕНИЕ
Наша жизнь построена на дуализме: мы нуждаемся как в движении, так и в покое, как в продуктивности, так и в рецептивности. В жизни духа дуализм выражен в том, что мы стремимся ко всеобщему и единичному. То же происходит и в эмоциональной жизни: мы так же ищем спокойной самоотдачи людям и вещам, как энергичного самоутверждения. Вся история общества проходит в борьбе, компромиссах, в медленно достигаемых и быстро утрачиваемых примирениях, которые совершаются между растворением в нашей социальной группе и выходом из нее.
Какие бы формы дуализм ни принимал в социальной и культурной жизни, все они - только формы проявления более фундаментальной биологической противоположности между наследственностью и изменением - первая является основой единства, второе - многообразием, беспокойным развитием индивидуального содержания жизни и перехода его в другое. Каждая существенная форма жизни представляет собой соединение сходства и разнообразия.
В социальной жизни указанная противоположность связана с подражанием. Подражание можно определить как психологическое наследие, как переход от групповой к индивидуальной жизни. Его привлекательность состоит прежде всего в том, что представляет нам возможность целенаправленной и осмысленной деятельности и там, где нет ничего личного и творческого. Подражание можно было бы назвать порождением мысли и бессмыслия. Оно дает индивиду уверенность в том, что он в своих действиях не одинок и возвышается над предшественниками.
Подражание освобождает индивида от мучений, связанных с выбором, и позволяет ему выступать просто в качестве творения группы. Влечение к подражанию как принципу характерно для той стадии развития, когда склонность к целесообразной деятельности жива, но способность обрести для нее или из нее индивидуальные содержания отсутствует.
Эти условия характерны и для моды как постоянного явления в истории нашего рода. Она представляет собой подражание данному образцу и этим удовлетворяет потребности в социальной опоре, приводит отдельного человека на колею, по которой следуют все. Однако она в такой же степени удовлетворяет потребность в различии, тенденцию к дифференциации, к изменению, к выделению из общей массы. Это удается ей благодаря смене содержаний, которая придает моде сегодняшнего дня индивидуальный отпечаток, отличающий ее от моды вчерашнего и завтрашнего дня.
Еще в большей степени это удается ей потому, что она всегда носит классовый характер, и мода высшего сословия всегда обличается от моды низшего, причем высшее сословие от нее сразу же отказывается, как только она начинает проникать в низшую сферу. Тем самым мода - не что иное, как одна из многих форм жизни, посредством которых тенденция к социальному выравниванию соединяется с тенденцией к индивидуальному различию.
Мода означает, с одной стороны, присоединение к равным по положению, единство характеризуемого ею круга и именно этим отъединение этой группы от ниже ее стоящих, определение их как не принадлежащих к ней. Связывать и разъединять - таковы две основные функции, которые здесь неразрывно соединяются.
Пожалуй, ничто убедительнее не доказывает, что мода является просто результатом социальных или формально психологических потребностей, чем то, что с точки зрения объективных, эстетических или иных факторов целесообразности невозможно обнаружить ни малейшей причины для ее форм. Если в общем, например, наша одежда по существу соответствует нашим потребностям, то в форме, которую придает ей мода: следует ли носить широкие или узкие юбки, взбитые или округлые прически, пестрые или черные галстуки, нет и следа целесообразности. Модным подчас становится столь уродливое и отвратительное, будто мода хочет проявить свою власть именно в том, что мы готовы принять по ее воле самое несуразное: именно случайность, с которой она предписывает то целесообразное, то бессмысленное, то безразличное, свидетельствует о ее индифферентости к объективным нормам жизни.
Нам известно, как в далекие времена каприз или особая потребность отдельных лиц создавали моду - средневековая обувь с длинным, узким носком возникла вследствие желания знатного господина ввести форму обуви, скрывающую нарост на его ноге, юбки на обручах - по желанию задающей тон дамы скрыть свою беременность и т.д. В противоположность такому происхождению моды по чисто личным мотивам, мода в настоящем все больше связывается с объективным характером трудовой деятельности в сфере хозяйства. Не только где-нибудь возникает предмет, который затем становится модой, но предметы специально создаются для того, чтобы стать модой. В определенные периоды новая мода требуется a priori, и тогда находятся изобретатели и предприятия, залятые исключительно в этой сфере.
Деятельность в области моды является оплачиваемой профессией, занимающей на больших предприятиях «положение», которое настолько дифференцировалось от личности, как дифференцируется объективная должность от занимающего ее субъекта. Мода может, конечно, иногда получать объективно обоснованное содержание, однако оказывать действие как мода она может лишь тогда, когда ее независимость от всякой другой мотивации становится позитивно ощущаемой, подобно тому как наши соответствующие долгу действия лишь тогда становятся вполне нравственными, когда нас обязывают к этому не их внешнее содержание и цель, а только тот факт, что это долг.
Общественные формы, одежда, эстетические суждения, весь стиль человека находятся в постоянном изменении под действием моды, но мода, т.е. новая мода, находит себе применение лишь в высших сословиях. Как только ее начинают перенимать низшие сословия, тем самым переходя поставленную высшими сословиями границу, прорывают единство их символизированной таким образом сопричастности друг другу, высшие сословия сразу же
отказываются от данной моды и принимают новую, которая позволяет им вновь дифференцироваться от широких масс, и игра начинается вновь. Ведь низшие сословия взирают и стремятся вверх, и это удается им более всего в тех областях, где господствует мода, ибо они наиболее доступны внешнему подражанию. Этот же процесс идет между различными слоями высших сословий. Часто можно заметить, - чем ближе различные круги подходят друг к другу, тем безумнее становится внизу стремление к подражанию, а наверху бегство к новому: всепроникающее денежное хозяйство заметно ускоряет этот процесс и делает его зримым, ибо предметы моды, как внешняя сторона жизни, в первую очередь доступны при наличии денег, поэтому в обладании ими легче установить равенство с высшим слоем, чем в других областях, требующих индивидуального, не покупаемого за деньги подтверждения.
В какой степени этот момент различения - наряду с моментом подражания - составляет сущность моды, показывают ее проявления там, где в общественной структуре отсутствуют находящиеся друг над другом слои; тогда процесс, связанный с модой, охватывает близко друг от друга расположенные слои. О нескольких примитивных народах сообщают, что близко расположенные и живущие в совершенно одинаковых условиях группы часто следуют совершенно различным модам, посредством которых каждая группа выражает свое единение внутри и дифференциацию вовне. Вместе с тем мода охотно привозится извне, и внутри данного круга ее ценят особенно высоко, если она возникла не в нем; уже пророк Софония неодобрительно говорит о знатных, носящих одежду иноплеменниках. В самом деле, создается впечатление, что экзотическое происхождение моды особенно способствует сплочению круга, где она принята; именно то, что она приходит извне, создает ту особую и значимую форму социализации, которая устанавливается посредством общего отношения к находящемуся вовне пункту.
Иногда кажется, что социальные элементы, подобно осям глаз, лучше всего сходятся в точке, не слишком близко расположенной. Так, роль денег, предмета наибольшего общего интереса у примитивных народов, часто играют завезенные извне предметы; в ряде областей (на Соломоновых островах, в Ибо на Нигере) развилась своего рода промышленность по изготовлению из раковин или других предметов денежных знаков, которые затем курсируют не в месте их изготовления, а в соседних областях, куда их экспортируют - совершенно так же, как в Париже часто создаются вещи с тем, чтобы они стали модой где-нибудь в другом месте.
Там, где одна из обеих социальных тенденций, необходимых для установления моды, - а именно, потребности в единении, с одной стороны, и в обособлении - с другой, отсутствует, мода не будет установлена, ее царство кончится. Поэтому в низших сословиях мода редко бывает разнообразной или специфичной, поэтому моды у примитивных народов значительно стабильнее наших. Опасность смешения и стирания различий, которая заставляет классы культурных народов прибегать к дифференцированию в одежде, поведении, вкусах и т.д., часто отсутствует в примитивных социальных структурах.
Именно посредством дифференциаций держатся вместе части группы, заинтересованные в обособлении: походка, темп, ритм жестов несомненно в значительной степени определяются одеждой, одинаково одетые люди ведут себя сравнительно одинаково. В этом есть еще один момент. Человек, который может и хочет следовать моде, часто надевает новую одежду. Новая же одежда
больше определяет нашу манеру поведения, чем старая, которая в конце концов меняется в сторону наших индивидуальных жестов, следует каждому из них. То, что мы в старой одежде чувствуем себя «уютнее», чем в новой, означает только, что новая одежда заставляет нас принять закон ее формы, который при длительной носке постепенно переходит в закон наших движений.
У примитивных народов мода менее многообразна, т.е. более стабильна, также и потому, что их потребность в новых впечатлениях и формах жизни значительно меньше. Изменение моды свидетельствует о некоторой утрате нервами остроты раздражаемости; чем более нервна эпоха, тем быстрее меняются ее моды, ибо потребность в изменении раздражения - один из существенных компонентов моды. Уже это служит причиной того, что мода устанавливается в высших сословиях.
Что касается социальной обусловленности моды, то в качестве примера ее цели могут служить два живущих по соседству примитивных народа. Кафры обладают очень расчлененной социальной иерархией, и у них мода, хотя одежда и украшения регулируются законами, достаточно быстро меняется; напротив, у бушменов, у которых вообще нет классов, мода отсутствует, т.е. отсутствует интерес к изменению одежды и украшений. Именно эти отрицательные причины препятствовали в высоких культурах образованию моды, и совершалось это вполне сознательно. Так, во Флоренции около 1390 г. в мужской одежде вообще отсутствовала мода, так как каждый старался одеваться особым образом. Здесь, следовательно, отсутствует один момент, потребность в соединении, без которого моды быть не может. С другой стороны, у венецианских нобилей не было моды потому, что все они по определенному закону должны были одеваться в черное, чтобы их незначительное число не было замечено массами. Здесь моды не было потому, что отсутствовал ее другой конститутивный момент, - высший слой намеренно избегал отличия от низших слоев.
Сущность моды состоит в том, что ей следует всегда лишь часть группы. Как только мода принята, т.е. как только то, что первоначально делали только некоторые, теперь совершается всеми, это больше не называют модой. Каждое дальнейшее распространение моды ведет к ее концу, так как уничтожает различение. Тем самым она относится к явлениям того типа, стремление которых направлено на все большее распространение, все большую реализацию, - но достижение цели привело бы к уничтожению. Так, цель нравственных стремлений состоит в святости и несовратимости, тогда как подлинная заслуга нравственности состоит, вероятно, только в усилиях для достижения цели и в борьбе с соблазном. Так, труд часто рассматривается лишь как средство достигнуть наслаждения длительным покоем и отдыхом, однако при полном достижении этого пустота и однообразие жизни уничтожают весь смысл движения к этой цели.
Моде с самого начала свойственно влечение к экспансии, будто ей каждый раз надлежит подчинить себе всю группу. Однако как только это удается, мода исчезает.
В современной культуре мода, проникая в самые отдаленные области жизни, усиливает происходящие там изменения. Наш внутренний ритм требует все более коротких периодов в смене впечатлений. Это начинается с незначительных симптомов, например со все более распространяющейся замены сигары папиросой, проявляется в жажде путешествий, которые де-
лят год на множество коротких периодов с резкой акцентировкой прощаний и возвращений. «Нетерпеливый» темп современной жизни свидетельствует не только о жажде быстрой смены впечатлений, но и о силе формальной привлекательности границы, начала и конца, прихода и ухода. Мода обретает своеобразную привлекательность границы, привлекательность одновременного начала и конца, привлекательность новизны и вместе с тем преходящее™. Ее проблемой не является бытие и небытие, она есть одновременно бытие и небытие, находится всегда на водоразделе между прошлым и будущим и, пока она в расцвете, дает нам такое сильное чувство настоящего, как немногие другие явления.
Предмет, будучи назван «модным», теряет свое значение только в том случае, когда по другим объективным причинам хотят сделать его отвратительным и дискредитировать; тогда мода становится ценностным понятием. Нечто новое и внезапно распространившееся не будет названо модой, если оно вызывает веру в его длительное пребывание. Лишь тот назовет это модой, кто уверен в быстром исчезновении нового явления. Поэтому одним из оснований господства моды в наши дни является также то, что глубокие убеждения все больше теряют свою силу. Арена сиюминутных, изменяющихся элементов жизни все расширяется. Разрыв с прошлым, осуществить который культурное человечество беспрерывно старается в течение более ста лет, связывает сознание с настоящим. Это акцентирование настоящего есть одновременно, что очевидно, и акцентирование изменения, и в той мере, в какой сословие является носителем данной культурной тенденции, оно будет во всех областях, отнюдь не только в манере одеваться, следовать моде.
Из того факта, что мода как таковая еще не могла получить всеобщего распространения, отдельный человек извлекает удовлетворение, полагая, что в нем она все еще представляет собой нечто особенное и бросающееся в глаза, хотя вместе с тем он внутренне ощущает общность с другими. Поэтому отношение к модному несомненно таит в себе благотворное смешение одобрения и зависти. Модный человек вызывает зависть в качестве индивида и одобрение в качестве представителя определенного типа. Однако и эта зависть имеет определенную окраску. Существует оттенок зависти, который отражает своего рода идеальное участие в обладании предметами зависти. Поучительным примером служит реакция пролетариев, бросивших взгляд на празднества богатых людей: основой является то, что созерцаемое содержание вызывает удовольствие, не связанное с владением им, - примерно так, как воспринимается художественное произведение, счастье от созерцания которого не зависит от того, кто им владеет.
Вследстие возможности отделять чистое содержание вещей от проблемы владения ими (соответственно способности познания отделять содержание вещей от их бытия) становится возможным то соучастие во владении, которое осуществляет зависть. Быть может, это не какой-то особый оттенок зависти, он присутствует как элемент повсюду, где существует зависть. Завидуя предмету или человеку, мы уже не абсолютно исключены из него, мы обрели известное отношение к нему. По отношению к тому, чему мы завидуем, мы находимся одновременно ближе и дальше, чем по отношению к тому, что оставляет нас равнодушными. Зависть позволяет измерить дистанцию. Зависть может содержать едва заметное владение своим объектом (как счастье в несчастной любви) и тем самым своего рода противоядие, которое иногда препятствует проявле-
нию дурных свойств. Именно мода, поскольку она достижима, представляет особый шанс для такой умиротворяющей окраски зависти.
Из того же соотношения следует, что мода является подлинной ареной для таких индивидов, которые внутренне несамостоятельны, нуждаются в опоре, но которые вместе с тем ощущают потребность в отличии, внимании, особом положении. Это то же самое, когда повторяемые всеми банальности наиболее успешно распространяются, ибо повторение их дает каждому ощущение, будто он особый, возвышающийся над толпой ум.
Мода возвышает незначительного человека тем, что превращает его в особого представителя общности. Она создает возможность социального послушания, являющегося одновременно индивидуальной дифференциацией. В щеголе общественные требования моды достигают высоты, в которой он полностью принимает вид индивидуального и особенного. Для щеголя характерно, что он выводит тенденцию моды за обычно сохраняемые границы. Если модной стала обувь с узкими носами, то носы его обуви превращаются в подобие копий, если модными стали высокие воротники, то его воротники доходят до ушей, если модным стало слушать научные доклады, то его можно найти только среди слушателей таковых, и т.д. Он опережает других, но в точности следуя их путем. Поскольку он олицетворяет собой вершину вкуса общества, кажется, что он марширует во главе всех. В действительности же к нему применимо то, что во многих случаях применимо к отношению между отдельными людьми и группами: ведущий в сущности оказывается ведомым.
Иногда модно быть немодным. Тот, кто сознательно одевается и ведет себя не по моде, обретает, собственно, связанное с этим чувство индивидуализации не посредством своих индивидуальных качеств, а простым отрицанием социального примера: если следование моде является подражанием социальному примеру, то намеренная немодность - подражанием ему с обратным знаком; и она не менее свидетельствует о власти социальной тенденции, от которой мы зависим в позитивном или негативном смысле. Человек, намеренно не следующий моде, исходит из того же, что и щеголь.
Как свобода, сломившая тиранию, часто оказывается не менее тиранической и насильственной, чем ее преодоленный враг, так и явление тенденциозной немодности показывает, насколько человеческие существа готовы вбирать в себя полную противоположность содержаний и демонстрировать их силу и привлекательность на отрицании того, с утверждением чего они, казалось, были неразрывно связаны.
Нежелание следовать моде может происходить из потребности не смешиваться с толпой, потребности, в основе которой лежит если не независимость от толпы, то внутренне суверенная позиция по отношению к ней. Но она может быть также проявлением слабости и чувствительности, при которой индивид боится, что ему не удастся сохранить свою не слишком ярко выраженную индивидуальность, если он будет следовать формам, вкусу, законам общности. Оппозиция далеко не всегда признак силы личности.
Если в моде людей привлекает подражание и отличие, то это, быть может, объясняет особое пристрастие к моде женщин. Дело в том, что слабость социального положения, которое женщины преимущественно занимали в истории, вела их к тесной связи с тем, что является «обычаем», что «подобает».
Ибо слабый человек избегает индивидуализации, необходимости опираться на самого себя, ответственности и необходимости защищаться толь-
ко собственными силами. Такому человеку защиту дает только типическая форма жизни, которая сильному человеку препятствует использовать превосходящие силы. Однако на почве твердого следования обычаю женщины стремятся к индивидуализации и отличию. Именно эту комбинацию и предоставляет им мода: с одной стороны - область всеобщего подражания, возможность плыть в широком социальном фарватере, освобождение индивида от ответственности за его вкус и действия, с другой - отличие, подчеркивание своей значимости особой индивидуальностью наряда.
Создается впечатление, будто для каждого класса, вероятно, и для каждого индивида существует определенное количественное отношение между влечением к индивидуализации и влечением раствориться в коллективности, так что если в определенной сфере жизни проявление одного из этих влечений встречает препятствие, индивид ищет другую область, в которой он осуществит требуемую ему меру. Исторические данные свидетельствуют о том, что мода служит как бы вентилем, позволяющим женщинам удовлетворить потребность в отличии и возвышении в тех случаях, когда в других областях им в этом отказано.
В XIV и XV вв. в Германии наблюдалось чрезвычайно сильное развитие индивидуальности. Свобода личности в значительной степени ломала порядки средних веков. Однако в развитии индивидуальности женщины еще не принимали участия, им возбранялась свобода передвижения. Женщины возмещали это самыми экстравагантными и гипертрофированными модами. Напротив, в Италии в ту же эпоху женщинам предоставлялась свобода для индивидуального развития. В эпоху Возрождения они обладали такими возможностями образования, деятельности, дифференциации, которых не имели потом на протяжении столетий; воспитание и свобода передвижения, особенно в высших сословиях, были почти одинаковы для обоих полов. И у нас нет никаких сведений об экстравагантных женских модах в Италии того времени.
В целом же в истории женщин, в их общей жизни проявляется такое единообразие, что им, по крайней мере, в области моды необходима более живая деятельность, чтобы придать своей жизни известное очарование.
Женщина по сравнению с мужчиной отличается большей верностью, которая выражает равномерность и единообразие душевной жизни, требует для равновесия жизненных тенденций более живого изменения во всех областях. Напротив, мужчина, который по своей природе не обладает такой верностью, меньше нуждается в формах внешнего разнообразия. Отказ от изменений, равнодушие к требованиям моды во внешнем облике характерны для мужчины, потому что он более многообразное существо и скорее может обходиться без внешнего разнообразия. Эмансипированная женщина, которая стремится уподобиться мужской сущности, ее динамичности, подчеркивает свое равнодушие к моде.
Мода представляла собой для женщин в известном смысле также компенсацию их профессионального положения. Мужчина, вступивший в круг определенной профессии, оказывается в сфере относительного нивелирования, внутри этого сословия он равен многим другим, он в значительной степени лишь экземпляр для понятия этого сословия или этой профессии. С другой стороны, как бы в компенсацию за это он пользуется всей фактической и социальной силой данного сословия, к его индивидуальной значимости добавляется его принадлежность к сословию, которая часто может скрывать ущербность и недостаточность личного существования.
Если мы попытаемся проследить окрашенные всем этим последние и тонкие движения души, то обнаружим и в них антагонистическую игру витальных принципов, направленную на то, чтобы восстанавливать все время нарушаемое равновесие посредством все новых пропорций. Правда, существенным признаком моды является то, что она стрижет все индивидуальности под одну гребенку, но всегда так, что не охватывает всего человека, и всегда остается для него чем-то внешним, даже в областях вне моды одежды; ведь форма изменяемости, в которой она ему себя предлагает, является при всех обстоятельствах противоположностью устойчивости чувства «Я».
Мода всегда остается на периферии личности. Этим значением моды пользуются тонкие и своеобразные люди как своего рода маской. Слепое повиновение общим нормам служит средством сохранить свои чувства и свой вкус лишь для самих себя, чтобы не сделать их открытыми и доступными другим. Поэтому некоторые люди прибегают к нивелирующей маскировке, которую представляет мода, из опасения выдать особенностью внешнего вида особенность внутренней сущности. За тривиальностью высказываний и разговоров тонко чувствующие и застенчивые люди хотят скрыть свои индивидуальные переживания. Всякая застенчивость основана на желании человека выделиться. Она возникает, когда подчеркивается «Я».
Люди часто стыдятся именно самого лучшего и благородного. Если в «обществе» банальность определяет хороший тон, то представляется бестактным, когда кто-то выступает с оригинальным изречением, которое не все способны высказать не только из взаимного внимания друг к другу, но и из страха перед чувством стыда за свою попытку выделиться из одинакового для всех, всем одинаково доступного тона и поведения. Мода же вследствие ее своеобразной внутренней структуры дозволяет отличие, всегда воспринимаемое как соответствующее. Сколь ни экстравагантными являются поведение или высказывание, они защищены, если они являются модными, от тех мучительных переживаний, которые индивид обычно испытывает, становясь предметом внимания других.
Для всех массовых действий характерна утрата чувства стыда. В качестве элемента массы индивид совершает многое из того, чему бы он решительно воспротивился, если бы ему предложили сделать что-либо подобное, когда он один. Одно из поразительных явлений заключается в том, что некоторые моды требуют бесстыдства, от которого индивид возмущенно отказался бы, если бы ему подобное предложили, но в качестве закона моды беспрекословно принимает такое требование. Чувство стыда в моде, поскольку она - массовое действие, так же полностью отсутствует, как чувство ответственности у участников массового преступления.
Как только индивидуальное выступает сильнее общественного, требуемого модой, чувство стыда сразу же ощущается; так многие женщины постеснялись бы появиться у себя дома перед одним мужчиной столь декольтированными, какими они бывают в обществе, где того требует мода, перед тридцатью или сотней.
Мода - также одна из тех форм, посредством которых люди, жертвующие внешней стороной, подчиняясь рабству общего, хотят тем полнее спасти внутреннюю свободу. Быть может, самым ярким примером служит Гете в свои поздние годы, когда он своей готовностью следовать условностям общества, достиг максимума внутренней свободы. В таком понимании мода.
- Ближе всего к жизни находятся спонтанные формы: обмен, личная склонность, подражание, поведение толпы и др.
- Несколько далее от потока жизни, то есть от общественных содержаний, стоят такие устойчивые и независимые формы, как экономические и пр. формы государственно-правовых организаций.
- Наибольшую дистанцию от социальной жизни сохраняют формы «игровые». Это чистые формы социации, представляющие собой не просто мыслительную абстракцию, а реально встречающиеся в социальной жизни формы: «старый режим», то есть политическая форма, пережившая своё время и не удовлетворяющая запросам участвующих индивидов; «наука для науки», то есть знания, оторванные от потребностей человечества, переставшие быть «орудием в борьбе за существование».
Большие города и духовная жизнь
Интеллектуализация общества и развитие денежного хозяйства есть, согласно Зиммелю, свидетельство усиливающегося разрыва между формами и содержаниями современного общества, свидетельство возрастающего опустошения культурных форм, сопровождающегося индивидуализацией и увеличением человеческой свободы. При этом обратной стороной интеллектуализации становится понижение общего уровня душевной жизни, а обратной стороной развития денежного хозяйства становится отчуждение работника от продукта своего труда. Наиболее ярко опустошение культурных форм и их отрыв от содержания проявляются в больших городах, живущих производством для рынка и делающих людей рассудочных свободными, но одинокими и покинутыми. Большим городам и особенностям внутреннего мира их жителей посвящена работа Зиммеля «Большие города и духовная жизнь».
Философия моды
Изучение моды и её места в развитии общества - одно из направлений работ Зиммеля. Объясняя истоки возникновения моды, Зиммель, в первую очередь, анализирует тенденцию к подражанию. Он считает, что привлекательность подражания для личности, прежде всего, в том, что оно представляет возможность целенаправленной и осмысленной деятельности там, где нет ничего личного и творческого. Мода представляет собой подражание образцу и удовлетворяет потребность в социальной опоре, приводит отдельного человека на колею, по которой следуют все. Однако она в такой же степени удовлетворяет потребность в различии, тенденцию к изменению, к выделению из общей массы. Тем самым мода - есть не что иное, как одна из форм жизни. По Зиммелю, мода есть продукт разделения классов, где классов нет, там мода невозможна. Необходимые социальные тенденции для установления моды - потребность в единении, с одной стороны и в обособлении, с другой.
Основные труды
- Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования (1890).
- Проблемы философии истории (1892-1893)
- Введение в этику (1892-1893).
- Философия денег (1900)
- Большие города и духовная жизнь (1903)
- Философия моды (1905)
- Кант и Гёте (1906)
- Религия (1906)
- Шопенгауэр и Ницше (1907)
- Социология. Исследование форм обобществления (1908)
- Философия культуры (1911)
- Гёте (1913)
- Проблема исторического времени (1916)
- Рембрандт (1916)
- Фундаментальные вопросы социологии (1917)
- Конфликт современной культуры (1918)
Публикации трудов на русском языке
- Георг Зиммель. Избранное. - М.: Юрист, 1996.
- Том 1. Философия культуры. - М.: Юрист, 1996. - 671 с. - ISBN 5-7357-0052-9.
- Том 2. Созерцание жизни. - М.: Юрист, 1996. - 607 с. - ISBN 5-7357-0175-4.
- Георг Зиммель. Рим. Флоренция. Венеция. - М.: Грюндриссе, 2014. - 96 с. - ISBN 978-5-904099-12-1.
Примечания
- Формальная социология Г. Зиммеля // Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семёнов В. А. Западная теоретическая социология.
- Ионин Л. Г. Зиммель / Новая философская энциклопедия Зиммель Г. Мода // Зиммель Г. Избранное. Т. 2. М.: Юристъ. 1996.
Литература
- Формальная социология Г. Зиммеля // Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семёнов В. А. Западная теоретическая социология. - М.,1996. - 286 с.
- Ионин Л. Г. Социология Георга Зиммеля // История буржуазной социологии XIX - начала XX века / Под ред. И.С. Кона. Утверждено к печати Институтом социологических исследований АН СССР. - М.: Наука, 1979. - С. 180-203. - 6400 экз.
- Зиммель, Георг // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. - СПб., 1908-1913.
ДОКЛАД
Дисциплина: Психологии потребителя
Тема: "Теория моды" Георга Зиммеля
Выполнил: Митев Александр
В истории социологии Г. Зиммель известен как один из видных представителей аналитической школы, предвосхитивший многие существенные положения современной теоретической социологии. Так, он изучал "чистые" формы социальности, т.е. относительно стабильныеобразования, структуры социального взаимодействия, придающие социальному процессу целостность и устойчивость.
В своих работах Г. Зиммель описал и проанализировал множество "чистых" форм социальности, касающихся различных сторон социальных процессов: господство, подчинение, соревнование, моду, конфликт и т.д., социальные типы личности: "циника", "аристократа", "бедняка", "кокотку" и т.д.
Г.Зиммель известен своими оригинальными исследованиями социального конфликта, феномена моды, городской жизни, культуры и др. В отличии от социал-дарвинистов и марксистов, рассматривающих конфликт как средство борьбы различных социальных групп, немецкий, социолог привлек внимание к позитивным функциям и интегративным аспектам.
Анализ феномена моды привел Г. Зиммеля к выводу, что ее огромная популярность всовременном обществе обусловлена тем, что она дает возможность человеку самоутвердиться, быть не только похожим на других, но и проявлять свою индивидуальность.
Г. Зиммель заложил основы изучения городского образа жизни. Позитивную роль крупных городов он видел в том, что они дают возможность расширить и углубить разделение общественного труда, повышают эффективность экономики, позволяя человекуудовлетворять разнообразные потребности, способствуя тем самым развитию личности.
Вместе с тем он отмечал и "повышенную нервозность жизни, происходящую от быстрой и непрерывной смены впечатлений".
Распространение моды в современном обществе есть результат более широкого социального процесса освобождения человека от стериотипов и норм традиционного доиндустриального общества, ограничивающего возможностиразвития личности.
Мода - это процесс. Ее не существовало в древности и в Средние века. Она приходит на смену народным традициях и политическому деспотизму. Мода связана с урбанизацией и модернизацией. Выходящие на авансцену жизни новые слои подчеркивают с помощью моды свою независимость от старых авторитетов и официальной власти, желают быстрее утвердить свое особое положение. Потребность видентификации с передовым культурным слоем проявляется в виде моды в массовых, демократических обществах. В кастовом, закрытом государстве мода не нужна. Венецианские дожи одевались в одинаковую черную одежду. Одинаковые гимнастерки, френчи, мундиры, носили партийные функционеры в эпоху Гитлера и Сталина. Мода свидетельствует о возможности индивидуальных достижений. Ведь "успеть за модой" могут не все. Модно одетыйчеловек доказывает, что у него есть вкус, энергия, находчивость. Мода привлекательна тем, что дает чувство настоящего, ощущение времени. Это - самоускоряющийся процесс. То, что стало особенно модным, распространенным, уже не свидетельствует о личных достижениях и "выходит из моды". Мода - универсальна. Она касается не только длины юбок и брюк, но и политических убеждений, философских идей, научных методов,религиозных исканий, любовных отношений. мода зиммель иерархия потребление
Мода, казалось бы, добровольна. Но она же и принудительна. Ее можно считать демократическим эквивалентом политической и культурной тирании. Петр Первый насильно стриг бороды своим боярам. Современный политик сам ищет себе парикмахера, консультируется с психологами, чтобы выработать привлекательный, популярный имидж. Мода- поприще для бездарных, зависимых славолюбивцев. Но она функциональна: заставляет работать промышленность, помогает сплочению новых групп и сословий, служит орудием коммуникации, продвижения "вверх" одаренных личностей.
Немецкий социолог Зиммель выдвинул ряд ключевых идей теории моды. Он показал, что в основе моды лежит, с одной стороны, стремление высших...
Теория моды " Георга Зиммеля
Немецкий философ и социолог Георг Зіммель в 1905 году в работе "Психология моды" предложил понятие "эффект просачивания". Его суть в том, что высшие социальные классы используют в одежде и аксессуарах определенные знаки, чтобы подчеркнуть социальное положение. Низшие классы пытаются приблизиться к высшим, и поэтому копируют их одежду или его отдельные элементы. Это и есть "эффект просачивания". Так мода распространяется в обществе Позже последователи Георга Зиммеля оказали понятию "эффект просачивания" экономических черт: высшие социальные классы могут позволить себе за большие деньги отличаться от низших. Тогда как низшие, с развитием кино, средств массовой информации, все больше хотят подражать высшим. Промышленность это поддерживает. Производители начинают копировать те же модели большими партиями, из более дешевых тканей по низким ценам.
Георг Зіммель атрибутом моды считает такую статусную ценность как "честь": сущность которой заключается в присоединении к людям своего круга и класса и отделения от низших по статусу слоев населения. В поведении людей рассуждения "чести" и рекомендации моды доминируют над соображениями удобства Он подчеркивает, что большинство людей испытывают к моды эмоциональный сплав одобрения и зависти: поскольку владение многими модными товарами может себе позволить не каждый, те, кто хотел бы ими владеть, но не имеют такой возможности, испытывают чувство зависти В то же время, модные товары не являются недостижимыми - существует возможность получения желаемого в результате "счастливого" стечении обстоятельств. В определенной степени мода является формой самореализации личностей, которые нуждаются в психологической поддержке извне Преднамеренная немодність - имеет тот же механизм, только с обратным знаком.
"Нежелание следовать моде может происходить от потребности не смешиваться с толпой, потребности, в основе которой лежит если не независимость от толпы, то внутренне суверенная позиция по отношению к ней; но она может быть также проявлением слабости и чувствительности, при которой индивид боится, что ему не удастся сохранить свою не слишком ярко выраженную индивидуальность, если он будет следовать формам, вкусу, законам общности" (Г.Зіммель).
Не всегда оппозиция моде является признаком силы личности - сильная личность следует моде, но при этом дифференцированно относится к модным тенденциям, не жертвуя индивидуальностью.
Концепция статусных групп Макса Вебера
Немецкий социолог, историк, экономист Макс Вебер конца XIX века. - начале XX вв. выделил основные факторы, которые влияют на неравенство людей в обществе
Как и Карл Маркс, Макс Вебер использует понятие класса. Для его определения вводится понятие классового статуса: "Срок "классовый статус" применяется для определения типичной вероятности, с какой: а) обеспечение товарами, б) внешние условия жизни, в) субъективная удовлетворенность или фрустрация - характерны для индивида или группы". Следовательно, по его мнению, класс - это группа людей, имеющих одинаковый классовый статус. Он различает следующие классы: а) "класс собственников", которые получают доход от собственности; б) "добывающий класс", которые получают доход от продажи рабочей силы; в) "социальный класс", который состоит из интеллигенции и специалистов, имеющих высокий уровень образования, но не имеют собственности
Отношение к класса собственников основывается на следующих характеристиках: 1) способности монополизировать приобретение дорогих товаров; 2) возможности монопольно контролировать товарную политику; 3) возможности накапливать собственность благодаря неспоживанню добавленной стоимости; 4) способности монопольно аккумулировать капитал за счет контроля над ключевыми позициями в бизнесе; 5) возможности монополизации привилегии на социально престижные виды образования и потребления.
Кроме того, Макс Вебер выделял следующие понятия:
- "средний" класс - те, кто владеет всеми видами собственности или обладает конкурентоспособностью на рынке труда благодаря соответствующей профессиональной подготовке;
- "статусные группы" - те, судьба которых не зависит от возможности покупать на рынке споживчи товары (например, рабы). Статусные группы формируют особый образ жизни: стиль потребления, общения, характер заключенных браков;
- "социальный статус" - возможности лиц относительно получения позитивных или негативных привилегий и престижа, которые основываются на следующих критериях: а) образ жизни, б) образование, в) престиж рождения или профессии.
Таким образом, Макс Вебер в отличие от Карла Маркса, определяет разделение на классы не только наличием или отсутствием контроля над средствами производства, но и социально-экономическими различиями, не связанными с собственностью.
Бихевиоризм
Американский психолог Джон Уотсон в начале XX века. основал новое направление психологии бихевиоризм (англ. behavior - поведение). В отличие от господствующего в то время направлении в психологии - интроспекции (самонаблюдения), для которого характерным является рассмотрение внутреннего мира человека изолированно от внешней среды, бихевиоризм рассматривал внутреннее состояние человека во взаимосвязи с внешней средой.
Бихевиоризм базируется на теории Ивана Петровича Павлова, который доказал, что поведение часто является ответом, реакцией на стимулы внешней среды. Формула "стимул-реакция" (S - R) является ведущей в бихевиоризме Связь между S и Р усиливается, если есть подкрепление / (S - I - R). Подкрепление бывает отрицательное (боль, наказание) и положительное (материальные и моральные стимулы). Задача психологии заключается в том, чтобы найти стимулы, которые вызовут нужную реакцию.
Таким образом, личность - это совокупность поведенческих реакций, присущих человеку, организованная и относительно устойчивая система навыков, а предвидение и контроль поведения зависят от точного определения внешних условий, которые обусловливают поведение.
Гештальтпсихология
Немецкие психологи Макс Вертегеймер, Курт Коффке, Вольфганг Келер в начале XX века. создали психологическую школу, которая получила название гештальтпсихология. ее сущность заключается в том, что психику нужно изучать с точки зрения целостных структур - гештальтов (нем. Gestalt - форма, образ, структура) - пространственно-наглядная форма воспринимаемых предметов, чьи существенные свойства нельзя понять путем суммирования свойств их частей.
Гештальтпсихология возникла из исследований восприятия. В центре ее внимания - характерная тенденция психики воспринимать реальность как целое. Выступая против выдвинутого традиционной психологией принципа расчленения сознания на элементы и построения из них сложных психических феноменов, они предлагали идею целостности образа и невозможности сведения свойств целого к сумме свойств элементов. Предметы, которые составляют окружение человека, воспринимаются чувствами не в виде отдельных объектов, а как организованные формы. Восприятие не сводится к сумме ощущений, а свойства фигуры не описываются через свойства частей.
Кристиан фон Еренфельс один из предшественников гештальта, в начале XX века. подчеркивал, что "целое - это некая реальность, отличная от суммы его частей". Одним из ярких примеров является мелодия, которая узнается даже в случае, если она звучит в специфической обработке
"Если сходство двух явлений (или физиологических процессов) обусловлено числом идентичных элементов и пропорционально ему, то мы имеем дело с суммами. Если корреляция между числом идентичных элементов и степенью сходства отсутствует, а сходство обусловлено функциональными структурами двух целостных явлений как таковых, то мы имеем гештальт" (Кол.Дункер).
Речь сегодня пойдёт о работе Г.Зиммеля с гордым именованием "Мода" или "Философия моды" - кому как угодно (кстати оба названия вполне таки адекватны содержанию).
Прочёв сабж трижды, я написал рецензию, которую теперь готов претворить в статью для её отправления на конференцию в Рубежном. Поскольку информ. лист требует от меня тезисов на 3-4 страницы, то ни о каком разгуляй-твори в конечном варианте дело не идёт, - засим в моей первой попытке оформить мысли касательно данной тематики, мне предстоит своеобразный брейншторм, отчасти даже поток сознания, который впоследствии будет сведён к связному тексту, и уж затем к тезисам. Пространством для моего брейншторма станут страницы дневника, так что, несуществующий читатель, приготовься следить за поточными разрешениями над текстом.
Приступим.
Немецкий учёный Георг Зиммель сыграл существенную роль в становлении социологии как самостоятельной науки, однако многие его работы представляют собой в полной мере и философские исследования. Зиммель отмечал, что в его понимании социология - это, прежде всего, социологический метод, который применим в любой научной сфере . В своих работах он постарался реализовать подобный методологический подход, и результатом его деятельности стал метод, получивший название формальной социологии. Центральную роль в применении данного метода играют логические связи и структуры, вычленение форм социальной жизни из их содержательных отношений и исследование этих форм самих по себе. Этот подход Г.Зиммель применял в аналитике самых различных модусов Бытия: от философии культуры до проблематики денег. Одной из его известных работ, положивших начало целому течению социологических, культурологических и философских исследований, стало эссе "Мода", изданное в???? году, и оказавшее колоссальное влияние на интерпретацию и понимание феномена моды: "..до его трудов мода понималась прежде всего как игра, вносящая в жизнь требуемое разнообразие, и только Зиммель стал толковать моду как непосредственное выражение жизни современного горожанина."
Зиммель раскрывает феномен моды из предпосылок собственной онтологии, а именно из представления о жизни как борьбе противоположных сил, стремящихся получить полное выражение, но ограниченных в своей интенции пространством действительного: "В каждой деятельности, даже самой исчерпывающей и плодотворной, мы ощущаем нечто, еще не получившее полного выражения. По мере того как это происходит посредством взаимного ограничения наталкивающихся друг на друга элементов, в их дуализме открывается единство всей жизни" . Согласно его мнению, в жизни духа подобный дуализм выражается в одновременном стремлении человека к постижению всеобщего и единичного. Он выделяет наличие подобного дуализма и в социальной жизни, где история формируется в борьбе и компромиссах, которые свершаются на фоне колебательного процесса интеграции индивида в социальную группу и выхода из нее: "каждая существенная форма жизни в истории нашего рода представляет собой в своей области особый вид соединения интереса к длительности, единству, равенству с интересом к изменению, к особенному, неповторимому."
Одним из психологических воплощений подобных социальных флуктуаций согласно Г.Зиммелю является тенденция к подражанию. Данный феномен обладает огромным значением в социальной жизни; наиболее важной его функцией является предоставляемая для индивида возможность безболезненного вхождения во всеобщее (социальное), способность " целенаправленной и осмысленной деятельности и там, где нет ничего личного и творческого" . В качестве антитезиса, или противоборствующей подражанию психологической интенции, выступает стремление к обособлению, к развитию сугубо индивидуальных, дифференцирующих взглядов. Зиммель определяет данное стремление как основное качество человека телеологического, обладающего личной целью, выпадающего из общности социального процесса. Борьба этих двух направленностей в той или иной степени формируют социальную историю, историю, черпающую своё начало в глубинных побуждениях внутреннего мира отдельной личности, и восходящих к объективации в событии.
Условиями этой борьбы обусловлен феномен моды, которая выступает как единое образование, вбирающее в себя противоположные течения жизни и придавая им равные права. Согласно Г.Зиммелю, в момент модной интеракции индивид подражает некоему образцу (высказыванию), и в то же время он дифференцируется из общественной сплошности, присоединяясь к определенному классу последователей данного тренда. Видимо, именно из этой предпосылки, немецкий социолог формулирует достаточно сомнительное утверждение о том, что мода должна непременно носить классовый характер, а модный образец будет непременно черпать свои истоки в высшем классе, и лишь затем опускаться к низшему. Значимость исторического присутствия феномена моды, согласно Г.Зиммелю, сводится к необходимости в умиротворении двух противоположных интенций человеческой натуры посредством совместной их реализации в условиях данной индивидуальной и общественной культуры.
Ключевыми особенностями феномена моды, по мнению Г.Зиммеля, являются её классовый и игровой характер (" она всегда носит классовый характер ", "как только моду начинают перенимать низшие сословия... высшие сословия сразу же отказываются от данной моды и принимают новую...и игра начинается вновь" ), способность к передаче посредством тренда любого содержания (" мода, как кажется, и in abstracto" может взять любое содержание; каждая форма одежды, искусства, поведения, мнений может стать модой ") , способность снимать этическую и эстетическую ответственность с наследователя тренда (" мода поддерживается социальным кругом, который требует от своих членов взаимного подражания и тем самым освобождает индивида от всякой ответственности - этической и эстетической "), способность нести усиленное ощущение настоящего (" пока она [мода] в расцвете, дает нам такое сильное чувство настоящего, как немногие другие явления" ).
Как мы уже отмечали, Г.Зиммель акцентировал особое внимание на классовом характере моды; согласно его мнению мода непременно зарождается в высших классах и, при постепенном переходе к классам низшим, утрачивает своё значение, вплоть до становления в качестве антимоды. Причину подобного положения дел Г.Зиммель видит в особенности функционирования механизма моды, которая "состоит в том, чтобы внутренне соединить определенный круг и вместе с тем отделить его от других ". Посредством акта принятия моды представитель класса высказывает своё единство с данными общественными кругами, и подчеркивает "о тъединение этой группы от ниже ее стоящих ". Подобная точка зрения требует корректировки, особенно в условиях современности, когда можно с уверенностью отметить внеклассовость моды, её одновременное потребление представителями разных классов. Здесь стоит отметить интенцию к бытию моды внутри не класса, но субкультуры, внутри группы людей, обладающих некими общими представлениями и понятиями, в рамках которых и зарождается модный тренд. Сегодня мода может кочевать от одной субкультуры к другой, но зачастую социальные группы остаются безразличны к модам других групп.
Вероятней всего, Г.Зиммель также заблуждался, утверждая, что новая мода берёт исток именно у высших классов: "новая мода находит себе применение лишь в высших сословиях ", поскольку сегодня мы видим, что модным образцом может стать совершенно любое событие (пример harlem shake). Таким образом, понимание моды как межклассовой игры, нельзя более считать легитминым. Однако, подобные заблуждения немецкого учёного не вносят разлада в общую концепцию, поскольку, даже в условиях внеклассового функционирования моды, её механизм в рамках положенной онтологии может быть сведён к попытке дифференциации индивида в отдельной социальной группе, т.е. в выражении причастности ей.
Еще одним недостатком данной концепции является утверждение об освобождении "индивида от всякой ответственности - этической и эстетической" в случае наследования модному образцу. Здесь Г.Зиммель имеет ввиду тот факт, что следуя некоторому тренду, человек освобождается от довлеющего личного выбора, он плывет " в широком социальном фарватере" и, тем самым, преодолевает экзистенциальное чувство застенчивости, вступает в социальную жизнь. Здесь необходимо вспомнить пример субкультуры "стиляг" в СССР, которые как раз таки в полной мере несли как этическую, эстетическую, так и уголовную ответственность перед социальным большинством. Чтобы следовать моде необходимо было обладать особым рвением и даже смелостью, последствия наследования тренда могли быть крайне суровыми. Модные образцы неоднократно проистекали из откровенно протестующих субкультур: панки, хиппи, пост-рокеры и пр. создавали свои собственные поведенческие линии, следование которым приводило к отторжению обществом, к попаданию в положение маргинала. Таким образом, тезис об освобождении индивида от ответственности не может быть легитимным.
В своём исследовании Г.Зиммель также допускает ряд второстепенных заблуждений в развертывании феномена моды, которые впоследствии будут заимствовать другие исследователи. Здесь мы можем выделить акцент на большей вовлеченности в мир моды женщин, а не мужчин (хотя в любые эпохи мы можем говорить о равнозначимости страсти женщин к одежде, а мужчин к коням, пусть даже железным); акцент на временности моды (хотя выделить пределы подобной краткосрочности достаточно тяжело, - наличествуют моды-однодневки и моды, царящие на протяжении нескольких десятилетий) и пр. Подобные неточности простительны в первоисточнике, но непростительны при заимствовании, и здесь важно выявлять погрешности эмпирическим путём с целью прояснения сущности исследуемого понятия.
Эссеистический жанр "Философии моды", а также принцип восхождения от абстрактного к конкретному, позволяет Г.Зиммелю выдвигать достаточно любопытные замечания, способные выделить важные черты феномена моды, как, например: "полное послушание моде можно получить также из оппозиции ей ", или "мода - также одна из тех форм, посредством которых люди, жертвующие внешней стороной, подчиняясь рабству общего, хотят тем полнее спасти внутреннюю свободу ", или "частое изменение моды ведет к невероятному порабощению индивида и тем самым является одним из дополнений к увеличившейся общественной и политической свободе " и пр.
Подобные замечания вносят частные штрихи в общую картину понятия, данную Г.Зиммелем. Автор определяет понятие моды как в границах онтологии и философии истории, так и в рамках собственного метода - формальной социологии, и, несмотря на некоторые неточности, данное определение остается актуальным и сегодня: «неоспоримая заслуга Зиммеля — он перестал видеть в моде мелодраму соперничества и раскрыл ее важнейший потенциал для прогресса — потенциал «социализации», вводящей человека в общество». Мы можем признать его позицию в целом достаточно непротиворечивой, и обладающей колоссальной потенцией к развёртыванию в рамках современного дискурса моды.
1. Александр Марков "Георг Зиммель: оживающая мода"
2. Г.Зиммель "Мода"